Я нашел консервированное мясо и бисквиты, и маленьким заклинанием подогрел банку с супом. Нет, это не нарушение физических законов этого места. Хрустальные стены блокируют вход и выход любого воздействия, но мои заклинания исходят от меня и работают здесь, внутри, как обычно.
За едой я снова подумал о Найде, Мерлине, Корал. Что бы с ними ни произошло, хорошего или плохого, время играло на них. Даже если я останусь тут очень ненадолго, разница во времени несоизмерима из-за замедленного его течения здесь. А какой счет времени использует Лабиринт? Все существующие, вероятно, — а значит, свой собственный, — но мне думалось, что особенно хорошо он настроен на главный его поток, по Амберу. Фактически я был уверен в этом, ведь именно там происходила игра. И если я хотел быстро вернуться в игру, я должен был остаться здесь, просто пока не заживет рука.
Но если серьезно, насколько сильно Лабиринт хотел меня? Много ли я в действительности для него значил? Что я, с его точки зрения? Правитель небольшого королевства из Золотого Круга. Убийца одного из принцев Амбера. Сын человека, который однажды пытался его уничтожить… Тут я вздрогнул, но вспомнил, что Лабиринт позволил мне прожить всю мою жизнь вплоть до этого момента без всяких репрессалий за действия моего папочки. А в текущем деле мое участие было минимальным. На первом месте стояла Корал, затем Мерлин. Возможно, я перестраховщик. Может быть, он вовсе выкинул меня из своих основных планов в тот момент, когда я исчез. Я, однако, не собирался и шагу делать отсюда, не замаскировавшись.
Я прикончил еду и вино. А когда я сделаю этот шаг? Чем в точности я тогда буду? Множество возможностей крутились у меня в голове… Я зевнул. Спальный мешок выглядел так притягательно.
Сверкали молнии, голубые волны пробегали по стенам; потом грохотом прибоя отозвался гром. Завтра. Завтра буду думать…
Я заполз в мешок и устроился поудобнее. В следующее мгновение я отключился.
Понятия не имею, сколько я спал. Поднявшись, я по привычке обошел все вокруг, проверяя надежность защиты, проделал энергичную утреннюю разминку, умылся и неторопливо сьел завтрак. Чувствовал я себя лучше, чем вчера, рука уже начала заживать.
Затем я сел и пялился на стену, наверное, несколько часов. Каким будет лучшее направление действий?
Я мог вернуться в Кашфу, где меня ждал трон. Я мог попробовать отыскать друзей. Я мог просто залечь на дно, наблюдать и не высовываться, пока не вникну, что происходит. Тут вопрос приоритета. Что я мог сделать наиболее важного, что затрагивало бы всех? Я размышлял об этом до ленча.
Поев, я достал свой маленький блокнот-этюдник и карандаш, и начал набрасывать образ одной леди, добавляя черту за чертой. Я возился с этим до вечера, просто чтобы заполнить время, хотя знал, что помнил ее верно. Когда я ушел на обед, план на следующий день уже обретал форму.
Наутро мой порез почти затянулся, и я выколдовал себе зеркало из гладкого участка стены. Воспользовавшись масляной лампой, чтобы не расходовать освещающее заклинание, я вызвал в зеркале высокий, темный, худощавый образ поверх своего отражения, наложил его орлиные черты на мои собственные, завершая бородой; и я посмотрел на свою работу, и увидел, что это хорошо. Затем я изменил вид своих одежд, чтобы они соответствовали новому мне — это потребовало лишь одного заклинания. Достану настоящие вещи, как только смогу. Ни к чему расходовать мощные воздействия на нечто столь тривиальное. Все это я сделал первым делом, потому что планировал носить личину весь день. Пообвыкнуть, а заодно проверить, нет ли какой скрытой слабины в моей работе. И спать буду в ней, по той же причине.
После полудня я снова достал этюдник. Внимательно изучил вчерашний набросок, затем перевернул страницу и нарисовал Козырь. Он чувствовался точно таким, каким следовало.
Утром, после обычной процедуры, я как следует осмотрел свое отражение в зеркале и, удовлетворенный, установил лестницу, чтобы выбраться из пещеры. Рассвет был сырым и холодным, с несколькими разрывами синевы в облачном покрове высоко над головой. Дождь может сорваться снова. Но какого черта меня это должно заботить? Я уже уходил.
Я достал свой блокнот, остановился. Вспомнил другие Козыри, с которыми имел дело за эти годы, и кое-что еще. Я раскрыл свою колоду. Медленно перетасовал карты, пока не нашел грустную — папы. Я хранил его Козырь из сентиментальных побуждений, не для использования. Он выглядел в точности таким, как я запомнил его, но я искал не воспоминаний. Мне нужно было то, что он носил на боку.
Я смотрел на Вервиндль, клинок, магический по всем статьям, неким образом связанный с Корвиновым Грейсвандиром. Вспомнил рассказ Мерлина о том, как его отец призвал Грейсвандир из Тени после своего бегства из Амбера. Была какая-то связь между ним и этим оружием. Теперь, когда события развивались гигантскими шагами, в преддверии новых приключений, было бы разумно встретиться с ними, приготовив соответствующую сталь. Папа был мертв, но Вервиндль — по-своему жив. Я не мог добраться до отца, но быть может, я смогу добыть его клинок — по последним сведеньям, укрытый где-то во Дворах Хаоса?
Я сфокусировался на нем, взывая внутри моего разума. Кажется, я что-то почувствовал, и когда я дотронулся до этого, карта дрогнула и похолодела. Я потянулся. Дальше, тверже. А потом пришла ясность и близость, и ощущение холодного, чужого разума вознаградило меня.
— Вервиндль, — сказал я мягко.
Если только может существовать эхо звука при отсутствии собственно звука, то как раз это я и услышал.